Поэтический фестиваль
Независимый комментатор: saidov
Размещено в: Разное из Дом 2
На улице вовсю царила весна. Девушки надели короткие юбки, мужики перестали греть пиво. А бомжи гадили не в лифтах, а прямо под подъездами, не боясь ничего отморозить.
В Доме 2 в связи с приходом весны решено было провести поэтический фестиваль «Куртуазность и декадентство». Сказано – сделано. На «языке» организовали сцену. Пригласили почетное жюри. Известную в узких и совсем неизвестную в широких кругах, поэтессу Агриппину Лизунову-Белинскую. Поэтесса, баба неопределенного возраста в оранжевой фуфайке и лорнетом в руке, восседала на троне, надутая, как сыч и недовольная, как проститутка перед походом к венерологу. « Чего она такая злая?», - спросил перепуганный Геннадий у всезнающего Рустама. «Понимаешь, Геша, она - баба конечно серьезная. Но случилась у нее накладка. Она жутко не переносит общественных сортиров. А у нас в гостях так до шарового холодильника дорвалась, что очень ей поплохело. Вот она сидит, и боится не то, что пошевелиться, даже вздохнуть», - ответил добросердечный Руся. «Интересно, если обгадится – пустят в эфир или нет?»
Первый на сцену вышел Андрей Черкасов. Почему-то в военной форме прапорщика. Андрюша галантно вручил поэтессе свежо сорванный букетик «куриной слепоты». Она окатила его леденящим взглядом. Он засунул руки в карманы и начал читать:
Фуражка на лобе, колбаска в руке.
Две пачки прокладок несу в рюкзаке.
Девчонки приходят и дальше идут.
До старости жить собираюсь я тут.
Алтарь в моем сердце заполнен тобой:
Мой милый, любимый, желанный, родной.
Мой домик на Истре люблю я тебя.
Мы жаждем друг друга, мы – просто семья.
«Тонкая лирика», - глубоко вздохнув прокомментировал Рустам. «Жаль парня: полный п…р, а зад на замках держит… Может все таки найдет себя?» И широко улыбнулся Андрюше, самой своей теплой улыбкой.
А место на сцене уже занимала Наденька Ермакова. В свежем спортивном костюме и павлиньим пером в волосах. « Я прочитаю вам отрывок из поэмы «Львица в течке», - сказала Надюша. И тотчас завыла низким голосом:
Грызу уныло ногти я
И слезы катятся ручьями.
Подчас и осетин – свинья.
Что спит в постели с соловьями.
И чем ему я не мила?
Умна, красива, элегантна.
Порядок в Доме навела.
Со всеми строга и галантна.
А он – протухший солдафон,
Носки при сексе не снимает.
И неуклюжий словно слон.
Манер хороших не познает.
Быть может отлучить его
От груди крепкой и красивой.
Вскочить скорей на помело
И сделать Русе жизнь счастливой.
Ведь как никак, но он – мужик.
Хотя и носит стринги часто.
Есть в нем изящество и шик
И глупость не несет напрасно.
Не нужен мне мужик-слизняк,
Подтирка, грязная подстилка.
Под юбкой плачущий дурак,
Пустая сданная бутылка.
Хочу сиять, любить, желать.
Оргазмов много и подарков.
От секса с криком умирать.
От страсти, чтобы было жарко.
Приди ко мне, мой петушок.
Тебе отдамся прямо в душе.
Получишь ты культурный шок.
Подставь свои богине уши…
«Браво! Браво!», - Руся едва не отбил себе ладоши. «Чудную женщину Гобозов пробухал.
Как был горным козлом, таким и остался!».
А на сцене стоял любимец женщин и мужчин – Алессандро Матераццо. Мастер стихов от сердца и просто ошибка соития родителей.
Оля, Оленька, Олюша.
Я тебя хочу иметь…
Ты – котенок мой из плюша.
Я – твой ласковый медведь.
Проезжают Вип-машины,
Но не вижу в них тебя.
На себя смотрю в витрины.
Молча яйца теребя.
Нежных в поле незабудок
Для тебя нарву букет.
Не хочу ненужных шуток
И мечтаю про минет…
Толпа взорвалась аплодисментами. Лишь Лизунова-Белинская побледнела, покраснела. А затем выскочила на сцену, сняла портки и … «Какая женщина!», - восхищенно произнес Рустам. «Не словом, а делом выразила свое отношение к происходящему. Фея!». И он кинулся к поэтессе, неся свой носовой платок…
«НЕТ! НЕТ! НЕТ!», - воскликнет возмущенный читатель. «Я устал от дерьма и грязи. Я хочу что-то нежное и чистое». И он будет абсолютно прав. Повернет ход часов истории немного назад…
Толпа взорвалась аплодисментами. Лишь Лизунова-Белинская побледнела, покраснела. А затем выскочила на сцену, закрыла глаза и начала декламировать:
Летит по небу пепелац.
Неся богам мое посланье.
Они часы мои и кварц.
Моя зарплата и призванье.
Для них я напишу стихи,
Сварю борща и пол помою.
Бельишко простирну в реке.
Хлебну с улыбкою помоев.
Лизну приятно в третий глаз.
И молча отобью чечетку.
Отдраю чисто унитаз
И отхлестаю себя плеткой.
Не забывайте про меня.
Скользят в эфир мои приветы.
Я вся горю. Огня, огня…
И с порно шлю свои кассеты!
Рустам плакал. Чистые слезы счастья текли по его щекам. Рядом, обняв Чуева, как родного брата, взахлеб рыдал Гена. Стояла звенящая тишина, прерываемая лишь шмыганьем носов и всхлипываниями «хомяков». В сердцах участников Дома наступила оттепель…