«Новая Ханума» Виктора Крамера не конкурентка старой, которая по идее уже давно должна быть на пенсии, а выглядит куда моложе.
-------------------------------
МХТ Чехова выдал две премьеры.
Для самого примитивного зрителя - в стилистике данной целевой аудитории «Новая Ханума». Вторым «Номер 13» не станет, но, возможно, кассу собирать будет. А возможно и нет.
----------------------------------
Премьера «Ханумы»: Грузия на сцене МХТ имени Чехова оказалась пластмассовой. Спектакль вызвал неоднозначные оценки

Есть пьесы, постановки по которым в истории театра считаются, во-первых, лучше самих пьес, а во-вторых, эталонными. Брать их для сцены сегодня если не самоубийство, то что-то близкое к этому.

К таким произведениям относится грузинская «Ханума», написанная Авксентием Цагарели в 1882-м году, но ставшая безоговорочно хрестоматийной благодаря спектаклю Георгия Товстоногова, выпущенному им еще в Ленинградском БДТ в 1972-м. А также переводу Рацера и Константинова, которые талантливо поработали с подстрочником.

Той, прежней «Ханумой», и сейчас можно наслаждаться в Интернете — время над ней бессильно. МХТ им. Чехова решился на смертельный номер — выпустил на свет «Хануму» под названием «Авлабар, или Новая Ханума», призвав на постановку из Питера режиссера-камикадзе Виктора Крамера.

Зал явно перегружен — это видно невооруженным глазом, чуть ли не на люстрах висят. После недавней премьеры «Дяди Вани», увы, отличившегося только интересной декорацией, есть надежда, что старинная комедия с кавказских гор улучшит впечатление от сезона-2023 в Художественном театре. Тем более постановка ее сегодня, как говорится, в кассу повестке дня — наконец-то возобновились полеты в Грузию. А тут сам МХТ им. Чехова несмотря все еще безрадостные отношения между бывшими братскими республиками, а теперь странами, решил по-грузински зажечь.

И вот театральный свет уже высветил огромный камень, что тяжело завис над сценой, на котором так кривенько, но уютненько уместилось несколько игрушечных домиков — излюбленный приём в кукольном театре. Свет тщательно проработал рельеф камня, создав иллюзию натурального, природного материала, на котором художник Виктор Крамер, который режиссер, расположил свой квартал старого Тифлиса конца XIX века — Авлабар. Поплыла тихая песня: «Только я глаза закрою - предо мною ты встаешь...». В общем, первое впечатление самое что ни на есть хорошее.

Но уже минут через 15 что-то стало смущать. Что же? Так сразу и не скажешь, но чем дальше, тем яснее приходило понимание, что смущение идет буквально по всем основным позициям.
Первая — текст. Театр в силу каких-то серьезных причин отказался от старого перевода и заказал новый, с которым уже работали два автора - Андрей Галанов и Шабан Муслимов. За тексты песен, коих в постановке, кажется больше, чем слов, тоже два — Мария Безносова и Владимир Руднев. И сюжет вроде изложен, и диалоги написаны, но только нет в них игры, искры, рождающих на сцене красоту, парадокс, театральность, которая так идет комедии. Тут текстовики однозначно проиграли Рацеру и Константинову, обойдя их разве что в плоскости шуток.

Так, на вопрос сестры главного героя — Текле (Мария Зорина), как привести в чувства после вчерашнего гуляку-брата, его слуга Тимоте (Армэн Арушанян) отвечает:

— Можно вставить ему между пальцами бумажки и поджечь. Можно надеть ему медный котёл на голову и ударить молотком.

Когда же отяжелевшее тело князя Васо Пантыашвили (Артур Ваха) все же коллективными вращениями реанимировали, он произнес тост:

— Я помню этого мальчика с пелёнок, когда он сосал красивую грудь своей матери.

На что Текле возмущается:

— Какой позор — один князь пьяница, другой — учитель. Будем считать, что это их хобби.

Авторы явно испытывают иллюзии насчет пригодности своих текстов для театра, если использовать сегодняшнюю лексику, сленг. В данном случае ни «холостяк-затейник», ни «сиятельный козел с титулом князя» не работают на спектакль, скорее, заставляют поморщиться: «Что за дурновкусие?»

Тексты песен сами по себе недурны, местами образны, но проигнорировали законы мюзикла или музыкального спектакля, на которые претендует мхатовская «Ханума».

Впрочем, жанровая принадлежность здесь тоже весьма условна: «Ханума» не мюзикл по причине отсутствия шлягерных, цепляющих фраз в ариях, дуэтах и особенно в ансамблях.

Если это и комедия положения, то с шутками и простенько выстроенными положениями тоже не задалось. А некоторые, как сцена с платьем Соны в первом акте, вовсе не выстроены. И уж совсем не водевиль, хотя у Цагарели пьеса обозначена как водевиль-комедия, то есть сложность двойного уровня. Не осилен и первый.

В Авлабаре с Ханумой не сложился актерский ансамбль. Режиссер, он же художник - Крамер, который так любит, и, надо признать, умеет поражать большими конструкциями, визуальными эффектами, всю работу с артистами свел к разводке по сценам. Выход главной героини Ханумы обставлен как явление в каком-нибудь шоу — Ирина Пегова появляется дивой с воздетой рукой и всем своим победным видом транслирует: «Вот она я», поет, на качелях уплывает под колосники.

И более того, работа актрисы не оставляет ощущения, что на этом грузинском празднике именно она главная, она правит бал. Да и чем она героичнее своей конкурентки по марьяжному бизнесу Кабато (Янина Колесниченко)? Так, впрочем, можно сказать и о других актерах, и сильных, но, судя по их существованию на сцене, предоставленных самим себе.

Пока в одной сцене герои насмерть бились со свадебным платьем, я от тоски вспомнила, что еще несколько лет назад в Школе-студии МХАТ (курс Золотовицкого и Земцова) покусились на «Хануму», и она получилась яркой, ураганной прямо. Ее повезли в Питер, и студенческий спектакль на ура принял строгий зритель.

Между тем камень, мертво висящий над сценой второй акт, смотрится уже не камнем, а огромной разросшейся опухолью, надувной, разумеется. Роль ее в спектакле совершенно неблаговидна: взяв на себя внимание, все мизансцены она буквально выдавила на середину сцены или авансцену, от чего все больше уходило ощущение скорости — верной спутницы комедии положений.

И вот чего совсем нет в спектакле — это Грузии, которую благодаря в том числе и водевилю-комедии Цагарели мы любим, и продолжаем любить, несмотря на то дурное-политическое-сегодняшнее.
Массовка из девяти кинто (традиционное название мелких торговцев-разносчиков) не спасает.

Музыка двух композиторов (Сергей Чекрыжов, Дмитрий Чувилев), хоть частично и стилизована под грузинские мелодии, но не добавляет колорита. Как и танцы, поставленные Ириной Кашубой, и костюмы Евгении Панфиловой. Наконец акцент - грузинский или вообще кавказский, демонстрирует часть артистов, в то время как другая работает без него. Какая-то пластмассовая Грузия, как поддельное вино — бутылка, этикетка, цвет напитка совпадают, а вкус не тот.

Как ни странно, у одного Артура Вахи, которого все принимают за этнического грузина, каковым он не является, акцент выглядит натурально. Это его разорившемуся князю, желающему за счет удачной женитьбы поправить положение, потребовалась сваха, которая с видом дрессировщицы вошла в «клетку», где все старательно попели, поплясали, и все разрулила. Вот такая новая «Ханума» вышла в Художественном театре. А могла бы украсить афишу какой-нибудь зажиточной антрепризы.

Впрочем, есть одна бесспорная удача - песня, исполненная акапельно в начале и в финале спектакля: «Только я глаза закрою - предо мною ты встаешь! Только я глаза открою - над ресницами плывешь». Правда, автор этого волшебного стиха из позапрошлого века - Григол Орбелиани - в программке почему-то не указан.

Текст: Марина Райкина

Ну будет это другая Ханума, я ж от этого ничего не теряю. Вот давеча, когда в Питер ездили, совершенно случайно зашли в театр "Комедианты". Крошечный зал на Лиговском, за Московским вокзалом и ТЦ Галерея, не знаю, будет ли там 100 мест, или побольше, в общем сцена на расстоянии вытянутой руки. Билеты стоили вообще какие-то смешные деньги. Давали "Лес" Островского. Получили огромное удовольствие. В некоторых местах смеялись просто до слез. Поставили крестик, что театр годный, ходить будем. Хотя, от того классического "Леса", какой показывает Малый театр, там тоже мало что осталось.